Е vs. Ё, или несколько замечаний о русской системе письма

1. Четкость значения буквы выражается в ее однозначной читаемости в пределах данной позиции. Принцип позиционности снимается, если буква однозначна, то есть всегда соответствует одной и той же фонеме. Двузначная буква обладает виртуальным значением, для которого необходимо наличие актуализатора, называемого в теории письма диакритикой. Диакритика может представлять собой специальный значок (как, например, титло или система некудот в иврите), специальную букву (как Ь или Ъ в русском письме) или букву, используемую в диакритической функции (буквенная диакритика).

2. Письменные знаки можно разделить на читаемые и нечитаемые. К числу нечитаемых относятся, например, знаки препинания, диакритики, так называемые смайлики (J,L). К числу читаемых знаков относятся слова, записанные с помощью иероглифов, слоговых знаков или букв. Буква сама по себе, в силу многозначности ее значения, отдельно, в отрыве от позиции, прочитана быть не может. Но всегда ли буква читается в структуре слова?

Возьмем для примера слово чувство. Его фонемный состав:<чутво>. Буква В не соответствует ни какой-либо букве, ни какой либо фонеме. Она не читается. Отсюда можно делать вывод, что читаемость слова не выводится из строгой читаемости каждого из его компонентов.

Картеж ОГО по-разному читается в словах типа огород и нового: буква Г обозначает фонемы<г> и<в> соответственно. Зависимость чтения буквы Г нельзя выводить, например, из положения картежа в слове (начало – конец): сравним строго и каково.

3. Нечеткость системы письма проявляется в отсутствии одно-однозначных связей между написанием и произношением слова. Однозначные буквы типа Ц обладают высокой степенью свободы в сочетании с последующими гласными. Сочетания типа ЦИ и ЦЫ имеют одни и те же фонемные соответствия (<ци>) в обоих случаях). Выбор же буквы И или Ы носит совершенно условный характер: цирк, но цыган. То же можно сказать и о некоторых буквенных повторах внутри слова (точнее, внутри морфемы):аппарат<прат>, жареный и жаренный, произносимые совершенно одинаково. Выбор написания лежит за пределами собственно графической системы, он определяется иными критериями.

Примерно в таких отношениях находятся и графические слова стрижём и стрижом. Фонемный состав у них одинаков:<тр’ижом>. Разница заключена в морфемном составе, который находит разное буквенное отражение: ОМ // ЕМ для флексии существительного и ЁМ // ЕМ для флексии глагола.

Любопытно, что подобные ситуации возможны прежде всего с однозначными буквами. Система сбалансирована таким образом, что две соседние буквы актуализируют значение друг друга (этот принцип, поскольку большинстве случаев такое взаимодействие происходит в пределах слога, носит также название слогового). Если же актуализация становится избыточной, то принцип нарушается, появляется свобода выбора буквы, а вместе с ней и новые условия для ее ограничения. Таким образом, существуют два вида условий, существенных для выбора буквы: которые выводятся из соотношения между фонемным и буквенным составом слова и которые продиктованы иными условиями.

4. Совершенно особое место занимает в системе русского письма противопоставление букв Е и Ё, которое возможно только в ударной позиции. Столь заметной связи между написанием и собственно произношением не отмечается ни у одной другой буквы. Минимальных пар, где бы различение шло только за счет противопоставления Е и Ё, крайне мало: мел и мёл,все и всё, на острие (П.п.) и на остриё (допустимая форма В.п.). В безударном положении фонема<о> изображается буквой Е: мела<м’ола>,всему<вс’ому>. Справедливо возникает вопрос о том, что же такое Ё: это самостоятельная буква русского языка или это графический вариант буквы Е? На практике мы чаще встречаемся с отсутствием буквы Ё, чем с ее наличием, так как обычно пишут плетка, нес, слезы, опенок и т. д.

5. Пусть в русской графической системе Е и Ё – две разные буквы. Из этого следует, что сел(форма ПВ глаголасесть) и сёл (форма мн.ч. существительногосело) – два различных графических слова. В случае если пишут сел(<с’ол>), мы должны говорить о том, что буква Е выступает в качестве субститута буквы Ё и полностью выражает свойственное ей графическое значение. Если же в таком случае мы сравним написание корней в формахсело и сёл, то обнаружим чередование Е // Ё при отсутствии чередования на фонемном уровне. Орфограмма в корне словасело оказывается написанной не по фонематическому принципу. Буква Е обозначает здесь гиперфонему<>, так как есть проверка сельский, то есть должна быть отнесена к так называемому традиционному принципу. Это означает, что проверка ударением некорректна: такая проверка возможна при позиционном чередовании звуков в пределах одной фонемы.

Подобное рассуждение не соответствует реальной орфографической практике: «Село –сёла, значит, пишу Е». В русском языковом сознании крепко связаны<э> и <о>. Это результат того, что процесс перехода [э] в [о] после мягких согласных перед твердыми прошел сравнительно недавно. Отсюда реальна импликация: [о], следовательно, Е.

Если Е соответствует звуку в безударном положении, то на фонемном уровне соответствия могут быть следующие:<э>мелок,<о>реветь,<>текла,<>бекон. Из них три последних случая должны быть рассмотрены как иллюстрация традиционного принципа. Но реально собственно традиционный принцип – это только последний пример.

6. Пусть в русской графической системе Е и Ё – разновидности одной буквы. Из этого следует, что в паресел – сел проявляется явление омографии, а использование точек над буквой Ё в слове сёл – это диакритика, которая в данном конкретном случае омографию снимает. Использование точек ограничено букварями, детскими книгами, словарями; некоторые последовательно пишут Ё в скорописи.

Графическое значение буквы Е в таком случае оказывается шире, чем у остальных букв: она может обозначать фонемы<э>,<jэ>,<о>,<jо>, причем два последних не ограничены ударной позицией: в примерах типа пестрый – пестреть<п’отриj> –<п’отр’эт’> чередования букв внутри корня не наблюдается, а буква Е в безударной позиции реализует одно из свойственных для нее значений.

При таком подходе к графической системе русского языка удобнее описание позиции «шипящая или Ц + гласная». Это случаи типажена – жены [жËны^ъ]. Л. Л. Касаткин видит здесь чередование<о //>[1], а при наличии проверкиженский, вероятно, чередование<о // э>. В этом случае нет смысла искать иной принцип орфографии, кроме фонематического, поскольку обозначение и фонемы<э>, и фонемы<о> свойственно букве Е.

Данное решение видится нам более логичным и с большей точностью описывающим графическую систему русского языка, в которой выстраивается такая шкала четкости: однозначные буквы (периферия, их значение наиболее четко) – двузначные буквы (центр системы, они отвечают всем системным запросам) – многозначная буква Е (периферия, ее значение наименее четко). Периферийные области в наименьшей степени зависят от графического контекста. Однозначные буквы не требуют его в силу максимальной четкости, а для многозначной буквы Е любой контекст недостаточен, что, вероятно, и стало поводом для того, чтобы Н. М. Карамзин выступил в 1797 году с идеей введения новой буквы в русскую азбуку. Однако, как нам видится, новая буква обернулась всего лишь особым диакритическим знаком, призванным хотя бы в одной позиции сузить значение Е.

8. Русская азбука создавалось, безусловно, с ориентацией на произношение. Она имела некоторые издержки греческого письма (например, буквы¶,¸), но они не являлись принципиальными. Особенностью развития письма, как системы вторичной, является его скачкообразный характер. Фонетические, грамматические процессы идут постепенно, незаметно, а письмо, даже до появления литературного языка, весьма консервативно, оно лишь отчасти реагирует на происходящие изменения, фиксируя их в ошибках – не в норме. У системы письма остается два пути: либо реформирование через определенные временные промежутки, либо все большее и большее отставание от того, как она выглядела бы, будь составлена сегодня. По второму пути пошли английский, французский языки, письмо которых, как мы говорим, традиционно, то есть соответствует старой фонетической системе. Это означает наличие в слове нечитаемых элементов, графическое значение которых широко и не регулируется графическим контекстом. Русский язык избрал путь реформ, которые происходят примерно раз в столетие. Однако и здесь мы найдем, о чем уже говорилось выше, некоторые нечитаемые элементы, разрушающие стройность системы. Увы, буквенное письмо – в силу указанных причин – постепенно теряет связи с произношением и превращается в аналог иероглифического, когда читается не слово в своих частях, а слово как целостность.