А. Глазков

Текст и текстуальность

Лингвистический анализ текста представляет собой одну из сложнейших методических задач: всем очевидно, что анализ текста необходим, но никто определенно не может ответить на вопрос, что же такое анализ текста. В большинстве случаев, когда, например, школьнику предлагается проанализировать текст, от него требуют найти предложения той или иной структуры, слова определенной части речи и подобное. Однако то же самое можно делать и в отсутствии текста: из набора предложений, слов. Когда речь заходит об определении идеи текста, о художественных особенностях, то это уже больше походит не на лингвистический, а на литературоведческий анализ.

Разумно предположить, что если текст представляет собой языковую сущность, то анализ текста подразумевает вопрос о том, что его таковым делает.

Любой текст можно рассмотреть как множество слов. Это множество неограниченно вообще, но конечно и определенно для каждого конкретного текста. Конечность видна в ограниченности книги, которая содержит текст, в наличии пограничных сигналов, разделяющих два рассказа, в специфических делимитативных средствах на газетной полосе. Иными словами, для читателя текст имеет прежде всего дифференциальный признак завершенности, располагающийся вне текстовой сферы или, по крайней мере, занимающий маргинальную позицию. Так текст определить легко. Значительно труднее определить границы текста, если они не видны. Например, не зная точно структуры музыкального произведения, сложно угадать на слух, закончилась целая соната или концерт или пауза обозначает конец части (кто-то из музыкантов говорил: «Люблю, когда хлопают между частями. Значит, пришел новый слушатель»). Аналогично невозможно услышать конец текста, воспринимаемого на слух. Можно предположить, что едва ли удастся найти лингвистический делимитатор текста. Предположительно его объем задан прагматически. Следовательно, в задачу лингвистического анализа поиск языковых ограничителей текста едва ли должен входить.

Видение текста как простого множества слов недостаточно. Очевидно, что оно обладает упорядоченностью. Текст представляет набор слов, выстроенных в определенной  заданной последовательности. Впрочем, эта последовательность обладает некоторой степенью свободы. Так, при чтении стихотворения наизусть возможна перестановка слов, замена одного слова другим; при постановке пьесы на сцене также допускаются незначительные искажения текста. Однако все эти флуктуации не приводят к искажению смысла, да и носят они случайный характер, а поэтому ими  дальнейшем рассуждении пренебрежем.

Выделим три типа состояния текста: создание, чтение и то спокойное состояние, когда книжечка лежит на полочке и пылится. Первые два противопоставлены последнему по принципу сукцессивность / симультанность. Симультанное состояние текста – это состояние базы данных, которая готова к употреблению. Это некий потенциал, возможность стать тем текстом, который  интересен, нужен читателю. Это текст сам по себе, текст-хранилище, текст вне коммуникации. Что же отличает сукцессивный текст от симультанного? Поскольку мы ставим вопрос о сущности анализа текста, сконцентрируемся на чтении – том виде речевой деятельности, который реже попадает во внимание лингвистов, чем философов (вспомнить хотя бы Гадамера или Рикера). Сказав о чтении, мы не просто вложили текст в руки человека, мы создали особые условия существования текста, который перестал быть просто базой данных. При общении с текстом в сознании читающего начал создаваться особый идеальный мир. Текст стал превращаться в иную сущность, в особое знание о тексте, а затем и о мире. За счет чего же? Почему это произошло? А вот и есть тот вопрос, который мы ставили в начале.

Текст есть средство передачи сложной  суммы смыслов, один из вариантов бесконечного количества комбинаций из известного пишущему и читающему в языке. Наличие контекста превращает языковой потенциал в реальное средство для образования текста. Но контекст еще не создает текста, он необходим для включения речевых механизмов, для актуализации значений, для запуска процесса референции. Параллельно с актуализацией по мере чтения текста начинается еще один процесс, который и приводит к текстообразованию. Это процесс прагматического толка, который позволяет читающему в своем сознании рисовать картины реальности, ассоциирующиеся с прочитанным в тексте. Можно сказать, что в результате получается непростая сумма пропозиций. Назовем процесс ее образования текстуальностью. Именно благодаря текстуальности чтение текста отличается от чтения, например, словаря или разрозненных предложений в упражнении по русскому языку.

Мы сказали, что текстуальность не следует рассматривать как простую сумму пропозиций. Это связано с принципиально различными механизмами их создания. Для возникновения пропозиции обычно используется простое предложение, но бывает достаточно одного-единственного слова. Такого пространства достаточно для того, чтобы держать его в памяти полностью, поэтому маркеры-актуализаторы могут располагаться как в препозиции, так и в постпозиции; в некоторых случаях пропозитивно существенные компоненты занимают специфическое удаленное положение, но при этом, как, например, в немецких придаточных конструкциях строго закреплено положение глагола-сказуемого. Тем самым можно сказать, что создание пропозиции обладает нестрогой сукцессивностью, то есть при общей однонаправленности чтения возникает своеобразный противоток.

Текст мы не можем в большинстве своем охватить сразу целиком, он постепенно превращается из речевой последовательности в прагматическую сущность, в представление о чем-либо. Прочитанный текст – это память о тексте. Для читаемого текста наиболее четкими являются сиюминутные пропозиции, объединяющиеся в некоторые относительно замкнутые фрагменты, выделенные самим автором (например, главы) или воспринятые в качестве таковых читателем. Они постепенно сливаются в целое. Очевидно, в этом движении преобладает движение вперед. В связи с этим определим текстуальность: это формирующееся при чтении однонаправленное прагматическое поле, позволяющее воспринимать последовательность речевых единиц как текст.

Таким образом, мы можем сказать, что лингвистический анализ текста – это анализ текстуальности, поскольку основной вопрос такого анализа: как последовательность языковых единиц превращается в текст. Если текст велик, а границы его размыты, то слово и даже предложение оказываются бесконечно малыми в сравнении с ним. Анализ текста в таком случае может быть только анализом памяти о тексте, анализом знания о тексте, что лишает текст процессуальности, то есть он анализируется как база данных, а не как текстуальное. Следовательно, для анализа текстуальности необходимо сокращать объем анализируемого материала. Это возможно и не приведет к искажениям, поскольку текстуальность проявляется сразу, как только человек приступил к чтению текста и сохраняется до самого конца. Ее отсутствие будет означать разрушение текста. Текстуальность приводит к тому, что отдельные фрагменты могут быть восприняты нами как самостоятельные тексты. Автор школьного учебника именно по этому принципу будет подбирать кусочки для упражнений. Он попросит учеников дать заглавие, разделить фрагмент на части, найти главную мысль, то есть выстроит работу, как если бы это был не фрагмент, а целый текст. Текстуальность может возникать стихийно: например, ряд слов, предложенных для словарного диктанта порой вызывает у учеников ассоциации, выстраивается в последовательность, за которой они чувствуют текст.

Совершенно очевидно, что задание, требующее найти слова или определенные конструкции, никак не могут претендовать на задания по анализу текста. Текст в аспекте текстуальности есть процесс, в то время как подобного рода упражнения требуют симультанного восприятия небольшого фрагмента. Более того, они никак не могут вывести на проникновение в содержание текста, а потому по большей части становятся бессмысленными.