Автореферат

ОРФОГРАФИЧЕСКАЯ ОШИБКА

КАК ПРЕДМЕТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Специальность 10.02.01 – русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации в виде опубликованной монографии

на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Москва 1999

   Наметившееся в последние десятилетия внимание не к оторванным фактам языка, а к личности, включенной в процесс речевой деятельности, требует скрупулезного анализа не только орфографии как таковой, но и человека-в-орфографии, то есть человека пишущего, поставленного перед задачей грамотного письма. В этом случае нормативное рассматривается не как единственно возможное, а как существующее наряду с ненормативным. Ошибка, тем самым, перестает быть исключительно объектом подавления, но может быть рассмотрена с позиций изучения индивидуального словотворчества, отражающего внутриязыковые противоречия. Анализ системы орфографических ошибок требует внимательного отношения к самой орфографической ошибке, к составлению банка данных орфографических ошибок, выяснению вопросов частотности, прогнозируемости, случайности или необходимости конкретной орфографической ошибки. Описанные в зарубежной лингвистике (K.Nauder), они не стали предметом системного изучения в отечественном языкознании. Нерешенным остается вопрос генезиса орфографической ошибки, ее причин собственно лингвистического характера. Все названные обстоятельства становятся причиной того, что лингвистическое описание орфографической ошибки является насущной, актуальной проблемой современной науки.

   Новизна исследования определяется тем, что, при наличии некоторых работ, описывающих факты орфографических ошибок, отсутствует исследование, которое систематизировало бы знания об их внутриязыковых причинах. В настоящей монографии предлагается разработка нового подхода к вопросу анализа орфографических ошибок.

   Цель работы: разработка новой методики описания орфографических ошибок для их системного рассмотрения.

   Данная цель обусловливает следующие задачи работы:

   1. Выявление ошибочных написаний.

   2. Определение методов исследования орфографических ошибок.

   3. Определение мотивов выбора написания.

   4. Определение отношения неверно записанного слова к языку и речи.

   5. Установление роли орфографических ошибок для выяснения фонемного состава слов.

   6. Определение влияния активных процессов, происходящих в языке, на характер орфографических ошибок.

   На защиту выносятся следующие основные положения диссертации:

   1. Орфографическая ошибка представляет собой системное явление. Основой системности является противоречие, возникающее между ограниченной множественностью выбора и единичностью нормы.

   2. Множество ошибочных написаний прогнозируемо и представляет собой подмножество всех возможных написаний слов.

   3. Причины возникновения ошибок лежат в области языка.

   4. Орфографические ошибки, отражающие так или иначе фонемный состав слова, являются одним из средств его уточнения.

   5. Закономерности, проявляющиеся в орфографических ошибках, могут служить основанием для последующего реформирования орфографии.

   Теоретическая ценность работы заключается в том, что предложено систематическое описание орфографических ошибок русского языка. Сделанные выводы могут сыграть положительную роль в уточнении формулировок орфографических правил, а также в процессе реформирования русского письма.

   Практические выводы из работы могут быть использованы для разработки школьных и абитуриентских орфографических курсов, при создании учебников и учебных пособий по орфографии, для индивидуализации работы по орфографии с учащимися школ. Материалы исследования можно предложить студентам филологических специальностей вузов в качестве спецкурсов и спецсеминаров.

   В ходе исследования использовались следующие методы: наблюдение, эксперимент, математическое (прежде всего, теоретико-множественное) моделирование. В основу толкования фактов речевой действительности положена методика «герменевтического круга».

   Монография «Орфографическая ошибка как предмет лингвистического исследования» содержит два раздела.

   Первый, теоретический раздел монографии «О нормативной и ненормативной орфографии» представляет собой своего рода «алгебру» исследования. В нем высказываются основные теоретические положения, составляющие фундамент для последующего практического анализа орфографических ошибок.

   I. Графическое слово рассматривается как множество А={a1, a2, … , an} где некое ak – единственно верно, а любое ai, если i?k, ошибочно. Существуют условия Y, приводящие к верному результату, и условия Х, приводящие к неверному результату. Если операция Y==>ak  есть правило, то операция Х==>ai тоже есть правило. Процесс формулировки орфографических правил и обучения грамотному письму представляет собой сведение множества условий до Y. Процесс анализа орфографических ошибок сводится к моделированию множества условий, приводящих к неверным написаниям.

   II. Орфографические ошибки носят системный характер. Основой системности является противоречие, возникающее между множественностью выбора и единичностью нормы. Под множественностью понимается внутренне обусловленная (то есть языковая) возможность существования нескольких вариантов написания слова. Под единичностью нормы – декларирование одного из вариантов написания верным. Из этого однозначно следует, что причиной квалификации некоторых вариантов как ошибочных является наличие верного варианта. Нормативное в данном случае означает нормативное-для-всех, то есть такое написание, которое в условиях идеального текста не может быть названо ошибочным. Множественность следует понимать как ограниченную множественность. Ограниченность определяется стремлением пишущего к достижению верного результата, чему фатально противостоит невозможность существования всех имеющихся текстов как текстов идеальных (в противном случае множественность обернулась бы единичностью и предмет исследования отсутствовал). Наиболее существенными ограничивающими факторами являются: наличие орфографического правила (известного или неизвестного пишущему, адекватно или неадекватно им истолкованного и т. д.); типичные модели сочетаемости букв, различающиеся большей или меньшей частотностью; маркированность / немаркированность букв; соответствие между написанным словом и словом произнесенным; аналогии, приводящие к тому или иному результату.

   Минимальный участок текста, допускающий множественность написаний, называется орфограммой. Операция сведения множественности к единичности заключается в орфографическом правиле, которое есть продут истолкования языкового факта. Таким образом, правило может отражать как всеобщую норму («на стыке морфем сочетание [цы] передается на письме как ЦЫ»), так и индивидуальную («я заметил, что в словах пишется ЦИЙ, ЦИЯ и т. д.»), что в одних случаях (АКАЦИЯ) приведет к верному написанию, а в других (*КУЦИЙ) – к неверному. Интерпретация орфограммы, приводящая к выбору варианта написания, находится под влиянием как внутриязыковых, так и внешних, личностных факторов. Среди факторов первого порядка –  собственно формулировка правила в орфографическом своде, в большей или меньшей степени отвечающая языковой ситуации; фонемный состав слова; морфемная структура слова; синтаксическая позиция. К факторам второго порядка относятся ситуация письма и индивидуальные особенности (почерк, орфофоника и т. п.) пишущего.

   Системные орфографические ошибки противопоставляются (вслед за K.Nauder. Perspectives on misspellings. Lund, 1980) опискам, которые внесистемны, то есть либо не соответствуют орфограммам, либо не допускают толкования в рамках созданной системы (*ЗАДАЧАЧА, *ХОЧЁ).

   III. Следствием системности ошибки является ее прогнозируемость. Прогнозируемость может быть выведена дедуктивно из анализа конкретных речевых фактов. При этом оказывается, что мотивы, побуждающие пишущих к выбору того или иного варианта, могут лежать вне плоскости орфографического правила.

   IV. Систему письма характеризует необходимость появления орфографических ошибок. Орфография эксплицирована в виде системы законов, предусматривающих описание нормативного письма. Каждая из статей-правил, построенная по принципу логической импликации, описывает путь, приводящий к верному написанию. Как и любой закон, орфографический закон возникает лишь потому и лишь в тех случаях, когда возможно его нарушение. И как орфографическое правило есть толкование языковой ситуации, так применяющий правило в первую очередь толкует содержание статьи из свода. Необходимые погрешности в толковании являются условием орфографической ошибки. Например, правило о написании Н и НН в причастиях, сформулированное в виде: «Две н пишутся в суффиксах полных причастий и прилагательных, образованных от глаголов: 1) если в них содержатся приставки, кроме не…» — может привести к выводу, что если в слове содержится приставка не, то суффикс записывается с одной Н, что неверно. Следовало бы говорить об индифферентности выбора суффикса к наличию приставки не- в слове. Неверная формулировка, то есть неверно интерпретированный языковой факт, приводит к появлению орфографических ошибок. Некорректная интерпретация может возникать и у конкретного пишущего. Например, ошибки типа *РАЗВЕШАНОЕ (БЕЛЬЕ) часто мотивируются якобы наличием в слове суффикса -ан-, пишущегося с одной Н. В данном случае ошибка затрагивает антецедент логической цепочки: во-первых, слово содержит глагольный суффикс -а- и причастный суффикс -н-; во-вторых, слово не является отыменным прилагательным, к которому было бы приложимо использованное правило. Ошибка может быть вызвана и консеквентом логической цепочки в том случае, когда пишущему неизвестно, как использовать правило.

   Необходимость орфографической ошибки, кроме указанного противоречия между общим (факт языка) и индивидуальным (толкование), обусловливается постепенным развитием языка и скачкообразным развитием орфографии. Изменяющиеся фонетическая, словообразовательная, морфологическая системы, возникающие новые структурные связи между словами требуют уточнения формулировок правил, корректировки орфографической системы, причем данное противоречие неустранимо, так как состояние асимметрии есть нормальное состояние языка.

   V. Все сказанное выше приводит к выводу о том, что орфографическая ошибка есть факт языка, который находит отражение в речи в конкретном тексте, записанном конкретным лицом. Графическое слово представляет собой парадигму графических вариантов, возглавляемую поддерживаемой нормой доминантой. Каждый из вариантов имеет возможность появиться в тексте, однако присутствие именно данного варианта в данном тексте является случайным. Особую область указанной парадигмы составляют описки и опечатки, прогнозирование которых лежит вне поля языковых закономерностей. Рассмотрение графического слова как парадигмы из верных и неверных написаний еще раз свидетельствует о необходимости орфографической ошибки.

   Второй раздел монографии «Лингвистическое описание орфографических ошибок» ставит своей целью прежде всего разработать методику лингвистического описания орфографических ошибок, то есть определения их причин, коренящихся внутри языковой действительности, поэтому работа не требовала полного описания всей системы орфографии русского языка. Были выбраны некоторые группы орфограмм, которые позволили проиллюстрировать возможные лингвистические подходы к феномену орфографической ошибки: это орфограммы, связанные с безударными гласными, при анализе которых выяснились особые мотивировки выбора необходимой гласной буквы; это орфограммы, связанные с обозначением твердости / мягкости согласных, показывающие, какие варианты выбирают пишущие, сталкиваясь с наиболее подвижным и неустоявшимся участком системы консонантизма русского языка; это орфограммы, связанные с сочетаемостью шипящих и Ц, то есть букв, отражающих фонемы, не противопоставленные по твердости / мягкости; это орфограммы, связанные с обозначением фонемы<j>, анализ которых позволяет увидеть особую, отличную от представленной в правилах орфографическую систему; это, наконец, орфограммы, связанные с обозначением фонемы<щ>, анализ которых показывает двунаправленность орфографико-фонематических связей, позволяющих делать выводы о фонемном составе некоторых слов.

   В первой главе «Гласные буквы и гласные фонемы» говорится о принципах отражения гласных фонем на письме. Исследование позволяет прийти к выводу, что пишущие могут руководствоваться иным принципом, нежели проверка гласной путем постановки звука в ударную позицию. Определение путей и частотности замен одной гласной буквы на другую показывают, что целесообразно использовать понятие маркированности по отношению к гласным буквам. Оказалось, что гласные имеют разные возможности заменять другие гласные либо заменяться другими. Наименее маркированными в этом отношении оказываются буквы  А, О, И, Е, причем и в этой группе наблюдается некая неоднородность: подсчеты показали, что А чаще заменяется на О, а И – на Е, чем наоборот, однако эти цифры достаточно малы, так что могут отражать некоторые погрешности. Буква Я занимает следующую ступень на шкале маркированности: она редко замещает другие буквы, хотя такие примеры встречаются, зато ее могут заменять буквы Е или И. Буква Ы очень редко замещается другими буквами, но в некоторых случаях замещает другие буквы (например, в словах *ОБРЕЗЫК или *ПЛЫВЕЦ). Малочастотная буква Э в некоторых заимствованиях может замещать И (реже Е)1 и замещаться ими же (например, *ИГОИЗМ, *ЭНЕРЦИЯ). Вершину шкалы маркированности занимают буквы У и Ю. Они крайне редко замещаются (*МОРАВЕЙ) или замещают (*КУЛЬТУРУЛОГИЯ) другие буквы.

   На примере анализа орфографических ошибок в флексиях существительных ср.р. показано, что неверно записанное слово может играть роль в определении фонемного состава слова. Так, обратило на себя внимание отсутствие орфографических ошибок в словах типа ПОЛЕ, где традиционно в окончании выделяется фонема<о>. Представленная звуком [ъ], она нейтрализуется в данной позиции с фонемой<а>, следствием чего должны были бы появляться хотя бы единичные случаи написания типа *ПОЛЯ. Отсутствие же их наталкивает на мысль, что пишущие противопоставляют в данном случае фонемы, составляющие флексии. Отсюда вытекает предположение, что буква Е в окончании И.п. ед.ч. существительных ср.р. обозначает не фонему<о>, а фонему <э>. Возможно, это отражается и в произношении.

   Вторая глава «Обозначение твердости / мягкости согласных» посвящена вопросам сочетаемости согласных и гласных, а также использованию буквы Ь как дифференциатора мягкости.

   В работе принята точка зрения, согласно которой многозначна согласная буква, если она обозначает противопоставленные по твердости / мягкости фонемы; многозначность снимается позиционно следующим за согласной буквой графическим средством, обладающим диакритическим значением. Однозначна согласная буква, обозначающая не противопоставленную по твердости / мягкости фонему, а поэтому диакритика следующего графического средства не актуализируется. Анализ орфографических ошибок показывает, что пишущие преодолевают имеющийся дисбаланс в системе (многозначных согласных больше), используя сходные сочетаемостные модели и ориентируясь на интегральные признаки фонем, обозначенных однозначными буквами, вследствие чего появляются примеры типа *УЧЯ, *КРИЧЯ, *ДРАЖЭ.

   Подобные причины вызывают и появление или, напротив, отсутствие буквы Ь после шипящих: *КЛЮЧЬ, *ИДЁШ. Буква Ь может возникать и в середине слов, как, например, в случае *ПОМОЩЬНИК, обусловленном формой И.п. ед.ч. слова ПОМОЩЬ. Отсутствие диакритик у Ь в обоих случаях не мешает верному чтению слов. Редко встречающиеся замены предшествующей буквы под влиянием Ь (типа *ЧТО ДЕЛАЕЩЬ) свидетельствуют об орфографическом излишестве, которое в данном случае доводится пишущим до абсурда.

   Сочетания гласных Ы и И с предшествующей Ц имеют иные мотивировки, поскольку в языке после Ц могут выступать обе эти буквы. Было замечено, что замена И на Ы чаще происходит в конце слова. Возможно, это происходит оттого, что нормативные сочетания ЦЫ больше распространены именно в конце. Однако крайне частотные написания типа *КУЦИЙ, *БЛЕДНОЛИЦИЙ, располагающиеся в конце слов, поддерживаются широко распространенными сочетаниями ЦИ в существительных типа АКАЦИЙ, ПЛАНТАЦИЙ.

   Позиция «мягкий согласный + мягкий согласный», претерпевающая изменения в современном русском языке, по-разному интерпретируется пишущими. С одной стороны, распространение все большего числа твердых перед мягкими в «младшей» норме препятствует постановке избыточного Ь (ошибки типа *КОСЬВЕННЫЙ носят единичный характер); с другой – сохранение ассимилятивной мягкости способствует его использованию, поэтому случаи типа *РАЗЬВЕ, *ПЕНЬСИЯ достаточно частотны. Постановка избыточного Ь может свидетельствовать о том, что пишущие воспринимают обозначаемую согласную фонему мягкой. Наиболее частотны ошибки в слове *НЯНЬЧИТЬ, где действительно имеется фонема<н’>, графически обозначаемая как<н>. Тем самым, можно сделать вывод о том, что представление ассимилятивной мягкости как фонематической соответствует ситуации, когда отсутствуют сигнификативно слабые позиции согласных по твердости / мягкости.

   В третьей главе «Буквы О / Ё после шипящих» рассматривается позиция, где не актуализируются диакритические значения гласных, однако сама орфограмма, в которой объединяется сразу несколько орфографических принципов, провоцирует ошибки  иного порядка. Правило в части правописания корней построено в том числе на соотношении ударной и безударной позиций, причем направленность проверки оказывается нетипичной для русского языка: от безударной к ударной. К тому же формально проверка осуществляется чередующейся буквой: наличие чередования Е//Ё есть основание для выбора Ё в ударном положении. Однако на практике вместо Ё употребляется Е и чередование отсутствует, хотя фонемные значения собственно Е и Е-субститута Ё различны. Обычно же в речевой практике данная проверка не проводится, чему свидетельством может быть примерно равное количество замен Ё на О и О на Ё. К тому же к таким словам, как ЧЕЧЁТКА или САЖЁНКИ, современному учащемуся проверку подобрать крайне сложно. Показательны хотя и редкие, но попадающиеся ошибки типа *ЩОКА, где восстанавливается стандартная модель проверки: в безударном положении, как в ударном.

   В аффиксальных морфемах отмечена большее количество замен О на Ё в позиции после Ч и Щ: *КЛЮЧЁМ. Однако максимально много ошибок в словах *ТУШОНКА, *СГУЩОНКА, где можно увидеть переразложение в основе, когда пишущие принимают комплекс ЁН+К за именной суффикс -ОНК- и пишут слово по законам правописания именных суффиксов (даже если пишущий правила не помнит, он следует аналогии). Замены Е на О в безударном положении носят единичный характер.

   Четвертая глава «Обозначение фонемы<j>» посвящена употреблению разделительных знаков. Анализ орфографических ошибок показал, что в ненормативной орфографии имеются свои принципы, позволяющие решить вопрос о необходимости употребления или пропуска разделительного знака, а также выбора одного из имеющихся графических средств. В нормативном письме можно выделить пять диакритических средств, способных дифференцировать графическое значение многозначных гласных: Ъ, Ь, пробел, дефис, внутрисловная точка. Их употребление и удельный вес каждого в ненормативном письме в сравнении с нормированным меняются.

   Было замечено, что пишущие отказываются от употребления Ъ в тех случаях, когда значение приставки четко определяется и тождественно значению омонимичного предлога. Вместо Ъ пишущие предлагают обычно два варианта: пробел и отсутствие Ъ, которое мы назвали «нулевым разделительным знаком»: *БЕЗ ЯДЕРНЫЙ, *БЕЗЯДЕРНЫЙ. Показательно, что многие, при этом, во-первых, стараются избегать раздельных написаний приставки с наречием, а во-вторых, высказывают несогласие с необозначенной<j> в словах типа ИНЯЗ. Очевидно, отсутствие Ъ в данных случаях воспринимается как более контрастное противопоставление приставки и корня. Ту же природу по сути, хотя и прямо противоположную по форме, имеют случаи, когда Ъ вставляется между приставкой и корнем, не начинающимся с фонемы<j>, как в случаях *СЪЭКОНОМИТЬ или *ОБЪГОНЯТЬ. Возможность написания этих слов с пробелом внутри (типа *ПОД СТАКАННИК) доказывает, что Ъ и пробел получают в ненормативном письме дополнительную функцию, которая не оговаривается в орфографических правилах, — собственно разделительную, делимитативную.

   Еще одна, не свойственная для нормативного письма позиция Ъ – перед И в словах с приставкой на согласную, где И чередуется с Ы: *СЪИГРАТЬ. Здесь, кроме делимитативной, Ъ выполняет и диакритическую функцию вместо Ы, замененной на И. Показательно, что подобный вариант написания данных слов рассматривался орфографической комиссией по подготовке реформы 1917-1918 гг. Очевидно, пишущих в нем привлекает сохранение графического облика корня, хотя чаще они отказываются от Ъ, сохраняя при этом И и тем самым создавая конфликт между графическим обозначением и фонемным составом слов (в случае типа *ПОДИНТЕГРАЛЬНОЕ графически обозначена мягкая фонема<д’>).

   Части сложносокращенных слов, как содержащие, так и не содержащие<j> во втором корне, разделяются внутрисловной точкой, которая в ненормативном письме используется гораздо активнее: *ДЕТ.ЯСЛИ, НА *ФИЛ.ФАКЕ.

   Противопоставление букв Ъ и Ь в ненормативном письме осложнено тем, что, оставаясь разделительными, они могут при этом быть соответственно «твердым» и «мягким», то есть их выбор может определяться не положением в морфемной структуре слова, а твердостью или мягкостью предыдущей согласной фонемы: *БЪЕТ. Однако эта мотивировка не является единственной. Ошибки в выборе знака могут быть вызваны и неверно определенным морфемным составом слова. Например, слово *ПОДЪЯЧИЙ, значение которого многим неясно, отражает факт переразложения основы. Слово *АРЪЕРГАРД часто пишется с ошибкой, так как правило, требующее написания Ъ после т. н. иноязычных приставок, фактически в ряде случаев входящих в состав корня (как в слове АДЪЮТАНТ), неверно толкуется вследствие нечеткости понятия «иноязычная приставка».

   Случаи выпадения разделительного Ь гораздо более редки и отмечаются в тех словах, где, возможно, уже отсутствует<j> и Ь пишется по традиции: *САВЕЛИЧ, *ЗАЙЧЕГО.

   Ошибки, связанные с буквой Й, возникают прежде всего в заимствованных словах, где она находится в позиции перед гласной. Пишущие либо исключают Й (*РАЁН), либо заменяют последующую гласную (*РАЙЁН). Однако подобные ошибки крайне редки.

   В пятой главе «Фонема<щ>» ставится вопрос о фонемном соответствии звука [ш’], возникающего на морфемных швах. Орфографические ошибки здесь крайне частотны. На стыке корня и суффикса -ЧИК / -ЩИК существительного возникают ошибки трех видов: замена согласной суффикса (*ГРУЗЩИК, *РАЗНОСЩИК), замена последней согласной корня (*ПЕРЕБЕЗЧИК), наложение корня на суффикс (*ГРУЩИК). Аналогичны ошибки и на иных морфемных швах: *ВЕСНУСЧАТЫЙ, *ДОСЧАТЫЙ, *РЕСЧЕ, *ГУСТЧЕ, *ЖЕЩЕ. Если сравнить эти ошибки с ошибками в изображении фонемы<щ> не на морфемном стыке, то обнаружится их сходство: *ЩАСТЬЕ, *ЕСЧЕ и под. Из этого можно сделать предположение, что пишущие воспринимают во всех позициях как на морфемном шве, так и внутри морфемы звук [ш’] представителем фонемы<щ>, которая имеет несколько возможностей графической экспликации. Такая ситуация, совершенно не свойственная русской графике, типична для других языков (например, двоякая возможность изображения фонемы [?] в польском языке или целый спектр графических средств, изображающих фонему [?] в шведском). Подтверждением того, что на данных стыках в звуке [ш’] реализуется фонема<щ> является иное графическое представление на стыке приставки с корнем, где возникают ошибки типа *РАЗЧЕСАТЬ, *ЧЕРЕЗЧУР, в которых приставка записывается полностью в соответствии с фонематическим принципом. К тому же на этом стыке часто произносится не [ш’], а [ш’ч’] и даже [сч’]. Таким образом, орфографические ошибки могут быть представлены как дифференциаторы фонемного состава слова. 

   Описание орфограмм в монографии не является полным. Целый ряд случаев остался вне поля зрения, так как задача полного описания орфографической системы русского языка в работе не ставилась. Однако предложенный подход открывает перспективы для всеобъемлющего анализа системы русского письма, что, возможно, сыграло бы положительную роль в разработке проекта дальнейшего реформирования русского правописания.

   Материалы исследования представлены в 12 публикациях:

   1. Орфографическая ошибка как предмет лингвистического исследования. М., Издательство Московского культурологического лицея, 1999. 130 стр. (6 печ. л.)

   2. Орфографическая ошибка как индикатор фонемного состава слова. – В сб.: Научные труды МПГУ им. В. И. Ленина. Серия: Гуманитарные науки. М., «Прометей», 1994. С. 21-28.

   3. «Мягкая» реформа орфографии. – В сб.: Научные труды МПГУ им. В. И. Ленина. Серия: Гуманитарные науки. М., «Прометей», 1995. С. 100.

   4. Правила о разделительных знаках в «нормативной» и «ненормативной» орфографии // Русский язык в школе. 1995, №1.С.63-68.

   5. Сочетаемость шипящих и ц в ненормативном письме // Русский язык в школе. 1995, №5. С. 73-77.

   6. Ошибка как языковое явление. - Русский язык, 1997, №40.

С. 1-3.

   7. О внешних и внутренних орфограммах. – В сб.: Русистика на современном этапе. М., Тривиум-пресс, 1999. С. 121 - 122.

   8. Графическое слово и поле узнаваемости. —  В сб.: Русистика на современном этапе. М., Тривиум-пресс, 1999. С. 122 - 126.

   9. Грамматика (Русский язык). Основной курс. Программа для учащихся 10 классов лицеев, гимназий, гуманитарных классов. М., Издательство Московского культурологического лицея, 1995. 48 стр.

   10. Грамматика (Русский язык). Основной курс. Программа для учащихся 11 классов лицеев, гимназий, гуманитарных классов. Русский язык. 1997, №46. С.5 – 12

   11. Русский язык. 5 класс. Рабочая тетрадь для школ и классов с углубленным изучением русского языка к учебнику В. В. Бабайцевой «Русский язык. Теория. 5 – 11 классы» М., Дрофа, 1987. 158 стр. (В соавторстве).

   12. Русский язык. Сборник заданий. 5 класс. М., Дрофа, 1987. 319 стр. (В соавторстве).